Девчонка некоторое время пиналась ногами в спину, вопила, но через час она осипла, выдохлась и уснула. Орк понял, что девчонка уснула по её выровнявшемуся сердцебиению. Хмыкнул и оглянулся назад. Пацан плелся следом, в трехстах метрах. По нему было видно, что он хотел идти быстрее, может даже бежать, но не мог. Тигиштар отметил, что одно плечо мальчишки было опущено - это означало, что при всей своей немощи, пацан продолжал волочить меч.
Однако трава была высокой, и он не мог сказать этого наверняка.
Впрочем, меч его не волновал, Тигиштара беспокоила борозда, которую клинок оставлял за собой. Такой явный след Серые не проморгают.
Тигиштар вздохнул и сел на землю. Солнце катилось к западу, а идти нужно было еще долго. В иных обстоятельствах он преодолел бы этот путь в три раза быстрее, а то и в четыре. Он мог бы подуть в рог и Р"тъяр - варг примчался бы к нему и унес его куда подальше от земель Серых Лордов. Но Р"тъяр терпеть не мог людей. Старому орку хватило и того случая, когда варг сожрал его предыдущего ученика. Поэтому он все сделает сам.
Тигиштар коснулся запястья. Рана затянулась, как и прежде. Как и всегда. Впрочем, его тело помнило раны и похуже.
Тигиштар коснулся земли и загреб в руку черного песка, подул на ладонь. Пыль разлетелась, а вот кусочки железа остались. Эта земля тоже знала времена похуже. Орк поднял голову к небу и зевнул, смахнул кусочки железа и лениво посмотрел на приближающегося пацана.
Золотые кудри повисли, по лицу стекал пот, ноги дрожали и подкашивались, но тот тянул меч двумя руками.
Орк сунул руку в одну из поясных сумок и достал кусок вяленого мяса.
- Держи, Рахч., - и кинул пацану к ногам.
- Что это? - спросил парень. Он был вымотан, у него не было сил даже на гнев.
- Это чтобы ты не стал Жак' Рахч,. - скривился орк.
- Что значит Жак' Рахч?
- Жалкий червь.
Глаза пацана вспыхнули яростью, и тот поднял меч над головой. Орк удивился, ибо он не ожидал, что этот хлюпик сможет это. Но пацана повело в сторону и он, упав, уснул.
Тигиштар сплюнув, встал и подобрал кусок мяса, а затем подошел к мальчишке.
- Жак' Рхач,. - повторил орк, склонившись, чтобы забрать меч.
Глаза пацана открылись, и тот грязными пятками ударил старого орка. Точнее попытался. Ибо орк, поймав пацана за обе лодыжки, одобрительно кивнул: - Был не прав. Просто Рхач,. - и, легкой пощечиной оглушив парня, закинул его в другой мешок, перевязал шнурком от своего сапога, потому что веревки у него больше не было, и пристроил его рядом с первым.
Покрутив в руке меч, что в руке Тигиштара, казался ножиком. Орк широкими шагами пошел, вглубь земель, принадлежащих племенам орков.
Но в глазах орках был этот взгляд пацана, которых он так хорошо знал.

Господин ехал верхом на варге, держась впереди.
В темно-синем, расшитым золотыми нитями камзоле. Прекрасный настолько, словно боги лепили его из лепестков роз, а не из глины, чтобы тот стал героем саг. И господин стал, но его никогда не упоминали в них, как героя.
Рыжая грива, иначе ее назвать не получалось., как-то удивительно гармонично смотрелась с его змеиным лицом, высокими скулами и бледной кожей.
Пронзительные серые глаза неподвижно смотрели вдаль. Холодные с узкими зрачками - они не были исполнены высокомерием, свойственному аристократам или другим людям, наделенным властью. В них была неумолимая целеустремленность, граничащая с фанатизмом. Но фанатиком его господин никогда не был. Ибо фанатизм предполагает слепую веру в свою правоту. Вот только господин ни во что не верил, в том числе и в свою правоту.
Он знал. Знал, что он прав. Знал, что делает и почему.
Тигиштар притрусил к господину, не склоняясь в поклоне, как другие.
Тигиштар никому не кланялся и мог ничего не бояться, потому что был проклят бессмертием. Но господин сломал ему спину, поставив его с собой на один уровень в вечном поклоне. Но это было давно. Когда Тигиштар был глуп.
Его господин думал.
- Мой Лорд, варги устали. Люди хотят есть и пить. Им нужен привал.
- Я знаю, Тигиштар. Но скоро на горы спустится ночь и если мы остановимся, то наше войско передохнет, даже не перейдя гор.
-Мой Лорд, хотя бы чуть-чуть передохнуть.
Господин остановился и посмотрел на него. Своими пронзительными серыми глазами. Он знал, что идет за этим взглядом, если бы он мог выпрямить переломанную спину, он бы это сделал.
Господин поднялся в стременах и тыльной стороной ладони наотмашь ударил Тигиштара, выбив того орка из седла в грязь.
- Знай свое место, проклятый вождь. В попытках совершить что-то достойное - ты делаешь одну ошибку. Не видишь последствий!

Солнце в полуденном зените сжигало тени. И тени тлели, истончались и прятались. Прятались в дыхании койота, меж перьев орла и в крови змей. Заснеженные пики гор надменно взирали с линии горизонта, кривые и острые, как зубы крокодила.
Старый орк прищурился, поправил колчан, постучал по черной тетиве. Он помнил этот день, как и тысячи предыдущих. Возможно, что память была ему наградой от предков, но сам он думал иначе. Иссушенные временем пальцы коснулись спутанных седых волос.
Мужчины его племени не носят волос. Это удел женщин и детей.
Но ни один мужчина его племени, да и других тоже, не прожил столько, сколько прожил он. И пусть его тело напоминало скелет, укрытый жилами, каждая морщинка воплощала события, которые он когда-либо видел.
И сейчас он шел по следу. Обрубленным носом он втягивал раскаленный воздух с запахом железа, пота и вонью варгов.
Он чуял жажду битвы и жажду наживы. Старый орк улыбнулся потрескавшимися губами. Ведь чуять - не значит чувствовать. Но помнить - значит почти чувствовать.
Он шел неспешно, погруженный в события своей молодости. Когда он был высок и молод. Когда он был вождем и сам ходил в набеги. Тогда ему тоже была нужна слава и нажива, а теперь… Он идет к обугленному селению, чтобы забрать то, что осталось. Нет, он не считал себя мародером, ведь он искал вещь иного толка. Лекарство.
Но искал он его так долго, что давно потерял надежду его найти.
Каждый день он возвращался к одному воспоминанию. Или воспоминание взывало к нему. Без разницы.

В тот день он отправил отряд воинов взять с путника плату, что шел через его земли с оружием. Говорят, что тот путник был чернее новолуния своей кожей, а его глаза были серебряными, как и волосы. Никогда раньше в землях орков не было такого существа, подобного этому. И никогда тот путник не возвращался.
Как и не вернулся его отряд. Тот путник убил всех. Убил, не нанеся больше одного удара каждому. Десять орков и десять варгов. И на каждого лишь по удару. Как сказал его лучший следопыт - они даже не успели сдвинуться с места. А оружие обнажил только один.
Будучи вождем, он пытался нагнать того путника. Но духи предков не благоволили к нему. А другие племена не посмели встать на пути у существа с серебряными глазами.
Но беда не приходит одна. Следом за путником явился другой.
И этот другой не отбрасывал тени. Его одежды были простыми и скорее напоминали одеяния фокусников из-за гор.
Старый орк никогда не забудет черных глаз того фокусника. Ибо в тот раз, как и в последующие, он выходил встречать путников лично.
Тот день был таким же жарким, как и этот.
Ша'Нгрилл -шаман и его лучший друг стоял по правую руку. И старый орк помнит, что сказал его друг:
- Иными ветрами пахнет он. Будь осторожен, Тигиштар., - но не внял он тогда словам своего друга. Он был молод и горд. И стоит признать, еще и глуп.
- Кто идет через земли моего клана с оружием, обязан уплатить дань. Таков закон наших предков, чужак.
- Я не чту законов, орк. Их писали не для меня, но я безоружен. ,- ухмыльнулся фокусник. В его голосе не было ни страха, ни уважения, лишь насмешка и нескрываемая скука.
Старый орк вспомнил, как вскипела его кровь от гнева. Она ударила ему в голову и он воскликнул:
- Коли ты мужчина, ты и без оружия - сам по себе оружие. И обязан заплатить.
Фокусник хищно улыбнулся и раскинул руки.
- Мне нечем платить тебе, орк. Но я могу пройти в долг, если ты позволишь.
- Нет, чужак, ты заплатишь или уйдешь восвояси. ,- одним прыжком, он покинул седло и встал перед путником. Старый орк помнил, как рука шамана легла на его плечо, и, тот сказал:
- Уступи дорогу этому чужаку. Ибо если встанешь у него на пути - не видать тебе своей судьбы.
-Я сам буду решать, шаман! - ответил он тогда и обнажил клинок. Его разум требовал мести за павших соплеменников и он был не прочь выместить злость на этом дерзком путнике.
Фокусник был высок среди людей. Всего лишь на две головы ниже любого из орков. Но черные глаза не дрогнули в страхе. Они улыбнулись, сверкнув яркой вспышкой, и путник шагнул минуя вождя…
И как бы старый орк не был быстр в своей молодости, он не смог даже коснуться фокусника. Он кружил, нанося удары, около десяти минут, что показались ему вечностью. А путник смеялся и уворачивался, словно сам был ветром. А затем рука орка дрогнула, фокусник обесчестил его, лишив
Путник держал меч соперника, как пушинку, хотя он был тяжелым, даже по меркам орков. Это было оружие его предков -священный меч, и его осквернила рука чужака. Каждый новый вождь получал право носить Ришт при себе, и этот клинок был символом доблести, благородства и силы, благословением от духов предков. Он всегда оставался острым, и его невозможно было сломать.
- Этот меч слишком тяжел для тебя, орк, ведь ты не смог удержать его в ножнах., - сказал путник, и Тигиштар понял, насколько чужак прав.Хоть путник и не приставил нож к его горлу, Тигиштар тогда именно так себя и почувствовал Он упал на колени и, склонив голову, ответил:
- Я умру достойно., - орк чувствовал, как его люди замерли, видя его опозоренным. Никто не вмешается, даже Ша'Нгрилл, ибо он- вождь, нарушил закон предков и обнажил Ришт против безоружного. Опозорил каждого воина, что носил этот меч до него. А такой позор смывался только кровью.
- Что?! - путник презрительно воскликнул. Если бы у голоса был вес, то он кулаком урагана переломал кости всех, кто находился рядом с чужаком в тот день. И лучше бы
переломал, ибо презрение было столь ощутимо, что старый орк до сих пор не в силах избавиться от его клейма
- Ты думаешь, что смерть - это достойно?! - еще одна волна презрения захлестнула орка, и он не отрываясь посмотрел в черные глаза чужака и, ужаснувшись клокочущему в них гневу, зажмурился, не в силах выдержать взгляд. А ведь мгновение назад эти глаза смеялись.
Когда орк вновь нашел в себе силы и остатки достоинства, он вновь посмотрел на фокусника. Чужак своими ужасающими полными черноты глазами принял взгляд орка, и тому тогда показалось, что он провалился в ночное небо, ибо там где-то среди черноты, мелькнули звезды. Лицо фокусника скривилось в негодовании, и он ударил костяшкой другой руки по долу меча. И меч расколовшись надвое рухнул у колен орка.
- Ты будешь жить так долго, пока не совершишь что-то по настоящему достойное! - воскликнул чужак. Тигиштар тогда осознал, как вместе с мечом раскололся он сам. И если бы он мог видеть незримые руки духов, как это умели делать шаманы, то осознал бы в тот день, что проклят.
Проклят дважды. Но он понял это гораздо позже. Как и то, что чужак шел по следу его врага - существа с серебряными глазами.
Фокусник же обозрев всех стоящих вокруг, обошел коленопреклоненного вождя и двинулся к ведомой только ему цели. Тигиштар помнил ярость и страх в глазах его отряда, немой вызов, нежелание сдвинуться с места. Но только сейчас он вспомнил, что варги, поистине бесстрашные звери, пятились, поджав хвосты и прижав уши, перед путником.

Ты переживешь это. Ты справишься. Все будет хорошо. Ты не поверишь тем, кто не верит в тебя. Если придется, не поверишь себе.

Проплывающие мимо тени идей, растворяющиеся в своих предшественниках. Они зажигают мои глаза всего на миг, и моя нерасторопная неуверенность, полусонная жизнь, довольствуются этим. Мои импульсы во власти мощных эндогенных антипсихотиков. Вот, что я ощущаю, пока еду в автобусе. Вот, что я ощущаю, если задумываюсь над тем, что и как стоит сделать.

Все тексты мои были и будут про любовь, ведь вот же, вот же
Я чувствую внутри живое биение этой огромной вселенной, которая ширится с каждым днём, прошедшим со времен Большого Взрыва, и каждая новая встреча, каждое новое объятие вплетает в неё свой пульсирующий ритм
Спустя два года мы снова сталкиваемся
спустя четыре года мы снова разговариваем, семь часов к ряду (и хочется - дальше, больше, вечность), стоим, обнявшись, дыша забытыми запахами, повторяя забытые истории

мои любови не исчезают, не уходят, кто однажды был в сердце - навсегда в нём, и пусть горит всеми огнями закат, мы стоим обнявшись, и мир ничего не значит, потому что кому объяснить этот феномен моей любви, в которой нет ни страсти, ни похоти, ни измены, ни посягательства на взаимность - лишь всепоглощающее желание разделить свое счастье, накрыть им с головой того, кто вдыхает мой запах, того, кто не отпускает меня, кто уткнулся в мои волосы и дышит мной

как рассказать, что хочется сберечь его (и других, таких, как он), объяснить, что я всегда приду на помощь, в этом - моя любовь; что он никогда не будет один

я ложусь спать, зная, что в центре москвы в бывшем каретном сарае засыпает он, видящий в пятне на стене танцующую курицу, он, смеющийся громче меня, он, полный милых привычек и моего прошлого
и надеюсь, ему снятся хорошие сны

-Даша, это еще что за чудо? он же какой-то полный идиот.
-нет, папа, он пират!
-хотя ладно, вы подходящая пара.