- Интересное кино получается, Серый. Мы тебе платим за 5 кусков свежего мяса, а ты нам значит впариваешь дохлую черт пойми сколько свинью на 3 куска, - коренастый гном
с внушительной бородой, заплетенной косичками, пнул тушу четырехклыкового зверя с небольшую собаку размером.
- Э, уважаемый, не порти товар, - хозяин туши поднял палец вверх, что здесь означало просьбу уважения, и прокашлял в кулак что-то отдаленно напоминающее "крав'и".
- Гриват, можно я ему рожу попорчу? - вступил в перепалку рыжий гном и нервно потер несколько раз поломанный нос в фиолетовых точках.
- Ты сначала себе выправь, торчок, давно на кур-ша сидим? - немедленно парировал Серый.
Драчун вскинул бороду, исподлобья глянул на Серого, опустил руки и начал поворачиваться к выходу, но в ту же секунду метнул нож. Пять метров, разделявшие спорщиков нож преодолел за 0,7 секунды. И остановился у горла охотника с тихим неприятным звоном, похожим на мышиный писк. Серый перехватил рукоять ножа и выдохнул: "Саакра". Нож удобно лег в руку, хоть владельцы различались в росте на 3 головы. Гномы прекрасно мастерили холодное оружие, но защита амулета не пробивалась даже пулей со стальным сердечником.
- Гриват, твой человек хотел убить меня исподтишка. Я требую отдать его жизнь мне!
Гном запыхтел в бороду, но через пару десятков секунд размышлений кивнул:
- Только с колдуном связаться нам не хватало. Он твой.
Рыжебородый коротышка неуловимым движением достал кремниевый крис из сапога и приготовился принять бой.
- Ну, давай, колдун, я знаю, что ты ничего не сделаешь с Камнем. Он освящен жрецами Пламени!- хищный белый оскал разорвал грязное от угля лицо гнома.
- Ага, не сделаю, - только и сказал охотник. Он подхватил арбалет со стола и разрядил в голову рыжего. - Так, за свинью платить будем?
Кошель из кожи летучей мыши небогато звякнул о стол. Свинья была водружена на спину предводителя, а двое других гномов без слов утащили ещё теплое тело товарища по шахте.

***

- Иль, как тебе это платье?
Молодой человек не совсем атлетического телосложения высунулся из ванной, с наполовину побритой щекой:
- Лин, ну ты чего? Еще бы дождевик надела, там даже то, чего нет, видно.
- Ах, ты, маленький… Ничего, я тебе это припомню, когда будешь подбирать галстук к костюму! - девушка взмахнула копной русых волос и скрылась на углом.
- А я бабочку надену! - парень принялся за вторую половину щеки.
- Закрой глаза и не оглядывайся. И не подглядывай в зеркало!
На шею легла жгуче-холодная нить метала. Он открыл глаза и увидел на груди черное с радужным отливом кольцо на серебристой нити.
- Нравится?- шепотом спросила девушка, положив подбородок ему на плечо.
- Очень, - так же шепотом ответил он.
- У меня вторая часть, - она показала диск из такого же переливчатого материала. - Они складываются в одно и меняют цвет!
Как только диск вошел в кольцо, включилось какое-то поле, и он завис в миллиметре от внутренних краев кольца, повернулся на несколько градусов и затрепетал, как
брошенная на стол монета. Переливчатые блики слились в их фотографию с моря.
- Ну, помимо сентиментальной роли, этот кулон имеет очень даже практическую, мой прагматик, - словно ответила она на невысказанный вопрос. - Генерирует модулирующее поле против быстролетящих металлических предметов, отзывается на голос. Я помню, как у тебя обстоят дела с каской на работе!
- Ну подумаешь, гайка вскользь попала!- парень попытался оправдаться, но брови исказила гримаса боли.
- Да, а потом ты визжал, как девчонка, когда накладывали швы!- девушка рассмеялась звонко и заразительно, и он уже через секунду полусогнувшись задыхался от смеха.
Двое смеющихся людей в ванной - молодой человек с недобритой щекой в сорочке и трусах и девушка в мохнатых тапочках под цвет вечернего платья.
В дверь настойчиво постучали.

Я попросила себя делать записи чаще, и вот я тут.
Сейчас будет поток сознания, не пытайтесь понять это.
Старуха распутала мысли и пронзительно глянула в них своим голубоватым светом. Грубоватым голосом и мягкими как бархат руками, синхронно и мелодично, он создавал музыку в ее голове. Грязные пятна на скатерти складывались в причудливые фигуры полулюдей и животных, но больше всего напоминали скрученные листья чая в кружке. Мне никогда не угнаться за собой, я только хочу тепла и смысла, смысла и тепла, и я стану в ряд, отдамся волне, которую ощущала не раз, буду управлять ею, а не контролировать

Сегодня утром, когда мама открыла дверь в 8:15, в моей голове очень явственно проносилось живописнейшее описание повседневных вещей. Я восклицала внутренне, как мир вокруг несправедлив в своей жестокой твердости! Дверь медленно режет уши скрипом, ручка издает щелчок, стук раздается эхом. Шаги по плотной плитке, ерзание тапок, стрелки на часах, голосовые связки, раковина в ванной… Аааааааааааа. Почему нельзя было сделать все мягким или хотя бы чуть менее упругим? Почему все так громко? Где мои белые мягкие стены, я согласна

Седьмой день прошел впустую. Бирви поднялся с запыленного пола склепа, поднял свечу и пошел мимо рядов саркофагов и стеллажей урн к выходу из этого опостылевшего места, словно в шутку выдолбленного в глыбе розового песчаника. И какой идиот станет делать склеп розовым, особенно если в свете факелов розовые стены приобретают отвратительно живой цвет, а серые тени как сокращения гигантского желудка уносят твой рассудок прочь во тьму галлюцинаторного кишечника. Седьмой день никто из духов не хочет выходить на связь. Самое простое испытание начинающего некромага провалено, три года обучения чтению, письму, математике, астрономии, чтению манускриптов и калиграфии сигилов, началам алхимии и психологии человека. Три года издевательств старших учеников и, чего греха таить, сверстников. Три года впустую. Перед взглядом Бирви появилось лицо его матери, однако оно больше не было радостным и благодарным. Когда Бирви уходил обучаться в Гимназиум, последний сын некогда известного рода, вдовствующая мать была счастлива - её сына ждало пусть не великое, но будущее: без нужды, без болезней, без рекрутского призыва. Теперь же, не пройдя посвящения Первого круга, его ждет лишь позор и изгнание из Гимназиума. Шаркающие шаги Бирви заглохли, он со стуком упал на колени. Тяжелые капли падали с его лица в густой слой пыли, разбиваясь на десятки грязных комков, словно ртуть убегающие в тень за пределами розового круга свечи. Четырехчасовой сон, медитация и голод стеной океанской волны рухнули на плечи Бирви. Но вместе с тяжестью и отчаянием в нем росла, колючками цеплясь за всякую мысль, злоба, гнев, чистая ярость. Бирви плакал стиснув зубы, не видя ничего, кроме своего горя. И зря - тьма сгустилась вокруг него, или может, это пламя задрожало, но тут и там стали слышны постукивания, а пыль закружилась с тихим шелестом в замысловатом узоре вокруг него. Злоба кипела в юноше и чем крепче он сжимал зубы, тем меньше было капель, сбегающих по лицу, и тем сильнее был шелест пыли и стук костей. В голове Бирви ярко засиял сигил Хро, знак и слово горящего воздуха, само пламя во рту мага. Сигил был несложным в исполнении, однако само его написание требовало сильнейшего сосредоточения - вливание силы в чуть измененный знак приводило к взрыву тем более сильному, чем больше было желаемое пламя. Не понимая еще, зачем, Бирви представил себе стило с аквамариновым наконечником и принялся чертить знак Хро: широкая дуга, насколько позволила рука, росчерк угла в 60 градусов ровно и семь точек созвездия Свечи. Бирви чертил последнюю линию с животным страхом, но что-то холодное внутри него продолжало безумную работу. И хоть стила в руке не было, и песчаник не нарушали царапины знака, пыль, повторяя движения руки, струилась в фигуре, источая злой белый свет. Бирви провел последнюю линию к седьмой звезде Свечи. Рот открылся словно сам собой. Холод заполнил грудь и пробрался в голову. Ногти в неверном свете тусклого огонька были синими - сила уходила прямо из тела заклинателя. Язык провернулся как мельничный жернов и холодное дыхание, должное быть приказывающим, просипело:
- Со рий Хро!
И была тьма.
- Вот ч…
Последние слова утонули в реве бордового пламени.

твои очертания кажутся мне приятно ядовитой фантазией.
заломанные руки, люминесцентный свет в мутные белки с извилистыми алыми расколами, извечная сухость во рту, от которой нестерпимо кислит.
«без тебя я - ничто», - горланит темноволосый полупедераст.
я вторю ему и безнадежно рассматриваю бетонную стену, полную неровностей и исторических пятен сомнительного происхождения.
испачканный многочисленными подошвами снег, смешанный с полиэтиленовой жижей и сырыми окурками.
моя грусть иррациональна.
моя тоска безосновательна.
но я вою и скулю, пытаясь трусливо прикусить тебя за плечо.
искалеченные животные, с отрезанным хвостом и подпаленными ушами до визга боятся той самой искренней любви.
когда тебя гладят по язвенной коже и не ждут ничего взамен, когда ты сводишь челюсти, больше не скалясь, лишь изредка издавая настороженный, еле слышный рык.
заботливые и теплые руки оплетают твою пробитую голову.
я потерян, я впервые полюбил.
надеюсь, ты не застрелишь в порыве гнева своего преданного дворового пса.

над облаками всегда чистое небо. но наши легкие не для безоблачной жизни.

Испытываю нежность к творчеству Рене Магритта.
"Названия выбраны таким образом, что они не дают поместить мои картины в область привычного, туда, где автоматизм мысли непременно сработает, чтобы предотвратить беспокойство"
Как можно ее не испытывать? :3

— Почему вы отдалились друг от друга, что на вас так повлияло?
— Сидони…
— Знаешь, Петра, мы с Лестером переживали такие моменты, когда казалось, что все кончено. Иногда были и усталость и отвращение, но нужно оставаться мудрой, проявить понимание и смирение. У женщин свои возможности. Просто нужно знать, как их использовать.
— Меня не интересовали никакие "возможности", особенно женские. Я хотела отказаться от этих трюков и фокусов!
— Трюков, Петра?
— Да, это трюки. Уловки, обман, если хочешь. Все, к чему они приводят, - это потеря свободы, принуждение. Когда я слышу такие слова, как "смирение"…
— Не смейся, Петра! Не смейся надо мной! Мы с Лестером сейчас по-настоящему счастливы. Это награда за смирение. Он думает, что подчинил меня себе. Я позволяю ему так думать, но я все равно, в конце концов, делаю по-своему.
— Послушай, дорогая, я понимаю, о чем ты, и всё это, возможно, устраивает вас с Лестером. Может, чувство принуждения - это то, что вам с ним нужно. Но понимаешь, мы с Франком… мы хотели сделать нашу любовь прекрасной. Для нас "прекрасная" значило совершенно точно знать, что происходит в самом себе и в человеке, который рядом. Нам не нужен был банальный брак с правилами поведения которым необходимо подчиниться. Мы хотели все решать по-новому, всегда быть начеку, всегда быть свободными.
— Я не понимаю, Петра, почему нужно всё так усложнять,
если на самом деле всё просто. Правила поведения существуют для того, чтобы их разумно использовать. Зачем пытаться решать проблемы по-новому, когда для этого существуют проверенные надежные методы…
—… и это хорошие методы? Мы хотели быть счастливы вместе. Ты понимаешь? Вместе! Для этого не существует надежного проверенного метода.

Я присел на высокую кочку, чтобы перевести дух после часа блуждания в болоте. Воздух был пропитан влагой и тяжелым смогом разложения. Вокруг клубились вязкие струи бурого тумана, глубже въедаясь в осыпающийся металл и мумифицированные останки. Система очистки справлялась на троечку, так что запах отбивал всякий аппетит, хотя если бы с запахом проникали токсины, я бы и часа не прошел. Так что я воспринимал вонь как своеобразную плату за проход через эти поля смерти. В кустах слева от меня дернулась суставчатая змея, гнусно заскрипев, но прежде, чем я успел пригнуться, она пронзительно щелкнула и затихла. Чтобы не испытывать судьбу, послал дрона на разведку, но ничего страшного тот не обнаружил - всего-то киберрука какого-то размолотого в фарш солдата. Видимо, с самонацеливанием. Эх, теперь такие - редкость на архипелаге. Но нагружать себя лишним десятком кило биомеханического золота было не просто неприятно, а опасно для жизни. Топи, мутанты, местные - нужно быть незаметным для всех. В эту секунду порыв ветерка открыл окно в стене рыжего марева и вдалеке мигнули огни поселения. Судя по картам и спутнику, это были остатки рабочего поселка, строившего новый завод Северной промышленной зоны на окраине, а потому бои и бомбежка прошли его стороной. Сам Севпром превратился в пресловутое рыжее болото после наступления Хунты и контратаки Республики, превративших центр тяжпрома Архипелага в фонящую, токсичную, полную наноботов жижу, покрывающую ржавеющую технику и гнилые кости. Вот уже 15 лет здесь царит смерть в своих самых ужасных формах - биомеханических имплантов.
Нужно было продолжать путь, и сверившись с картой, я пошел на поиски тропы посуше. Из зарослей низкой травы в небо из окопа глядело жерло танка, чей борт был словно откушен уродливыми челюстями, а внутренности выпотрошены и раскиданы на метры кругом. Особенно удивил блестящий движок, поставленный на башню машины. Блеск в этом ржавом мире означал только одно - рядом потрошители, и лучше бы не наткнуться на них. Быстро пересчитав в уме марки сплавов и блеск деталей, я понял, что крупно попал - туман скрадывал звуки, и скорее всего я в зоне досягаемости приборов потрошителей. В ответ на мои мысли, земля чуть задрожала. Нужно немедленно выпустить дронов! Пара шустрых ос зажужжала в моих микрофонах и по спирали поднялись ввысь. Чернота третьего глаза покрылась серебряной сеткой с провалами и горами рельефа и ярким желтым бугром в отдалении от центра. Этот бугор невероятно быстро для своих размеров рыскал из стороны в сторону, словно бешеный кот. Телеметрия через интуицию дала понять, что между нами активное пятно, и только оно не даёт запеленговать мое местоположение. Придется бежать. Я выбрал маршрут, по касательной обходивший пятно и спускавшийся в овражек за ним, слой ионищированного воздуха и грунта должен защитить меня от неприятного некроморфа. Дроны взмыли еще выше, обдавая пространство вспышками в радио и укв, чем освещали мне дорогу в липком тумане. Действительно липком - конденсиируясь, он принимался жрать покрытие костюма и тот ослизнялся. Лишь антистатик не давал мне превратиться в сдизевого снеговика. Вдруг изображение с третьего глаза заснежило, а затем и вовсе пропало. Микрофоны подстроились быстрее, чем я сориентировался, что происходит. Над болотом отчетливо жужжала мелкокалиберная пушка ПВО, а вслед за ней земля под ногами чуть загудела. Скрежет металла возвестил кончину противовоздушного орудия - мои дроны пали жертвами необозначенной точки, но все же дали мне уйти от потрошителя. Пригнувшись, я заторопился в овраг. Но не тут-то было. Из земли на меня глядело дуло пневморужья.

Текстоглассовые стекла, укреплённая резина, гражданские костюмы РХБЗ и полное отсутствие на радарах. Сочетание для куда худшего посыльного, чем я. Но факт остается фактом, и сейчас меня вертят в шлюзовом бараке на цепи, а тот, кто меня взял на прицел - белобрысый мальчишка, лет 14. Охотник и разведчик. Да, Климт, теряешь хватку. В подреберье снова раздался визг ультразвука и треск дуги - пытали меня со вкусом. Однако, спасибо корпорации, боль я мог отключить.
- Кто такой?! Задание? Маршрут? - верзила с головой, наполовину скрытой за наплывами биокерамики с душой трудился над моим бренным телом. Был бы я обычным человеком, точно бы помер от шока.
- Тащите механика, - амбал сплевывает на пол и вытирает руки о полотенце над раковиной. Какая чистоплотность… Однако механик тут чем поможет? Я же не болотный некромех какой.
- Кхр, что, Свон? Кхрррр, опять не смог удержаться от раздавливания сердца?- тощий, высокий старик, похожий на паука, вкатил на тележке свои потроха в барак. Бугай ушел из поля моего зрения и застучал чем-то на столе. Послышался грохот чайника. На тележке старика был совсем не чайный сервиз. Легкие мерно раскачивались в плоских банках на груди, а вот между ними… Не зря я обозвал его пауком. На тележке возле легких собралось целое гнездо военных имплантов. Они жадно тянулись в мою сторону, чуя поживу. Лазеры уже грелись, а сверла неодобрительно жужжали.
- Такс, голубчик, чего не говорим?
Я закономерно промолчал.
- Ну что же вы так грубо, голубчик, сейчас мы вам вернем более человечнский эээ… Вид.
С этими словами гнездо с птенцами-имплантами заклекотало манипулятопами и потянулось к моей голове. Вот и все, решил я, сейчас они выпотрошат мой череп, дешифруют и… Додумать свою судьбу я не успел. Старик-паук твердо знал свое дело, каким бы оно ни было. Меня сотрясла судорога боли, крик потух в легких, которые не могли вдохнуть. Все тело, исполосованное пыточных дел мастером, дало знать о своем недовольстве примитивно и неотвратимо, на языке электрических импульсов боли. Прежде, чем я умер, неподалеку прогремел голос:
- Чаю, механик?..

Чтобы быть в состоянии различать важное и неважное – придавать эмоциональный вес пережитому в соответствии с тем, насколько его содержание значимо для экзистенции, – нужно чувствовать эмоциональную внутреннюю соотнесенность и принимать себя вместе со своими желаниями и потребностями (самопринятие – основа для того, чтобы знать, что хочешь).
***
Свобода (F) в качестве следующего примера является необходимой предпосылкой для истинной ответственности (V). Ответственность без свободы переживается как обязательство, как выполнение долга, которое вызывает давление и оставляет мало свободного пространства для Собственного.
(с)

Ты заходишь в комнату с запахом красок и масел, количество деталей создает историю. Ощущения спорят, кому быть первым. Здесь можно провести неделю, здесь мысли цепляются и в гирлянды. За окном серость и мрак, кое-где еще есть корки льда и островки грязного снега. Внутри тепло, внутри жизнь. Жизнь, не лишенная изъянов, спонтанности и цвета. Но совсем другая, жизнь с закрытыми открытыми глазами. Ограничения вокруг других вещей.
Они смеются, когда я выдаю ассоциации, не воспринимая это свободно. Они привыкли воспринимать свободно вещи в другом ключе. Они много улыбаются и смеются, они любят говорить о себе.
19.03.2017